Советской власти здесь уже нет давненько. Сельская администрация далеко, за дикой и своенравной рекой Мезенью, и даже староста - и тот в деревне Кимжа не водится. Тем не менее, первое, что со мной сделали, - со всей тщательностью проверили документы. Сделал это сурового вида бородатый мужик, вид которого внушал, что такому лучше не противится. На второй день житья в Кимже мы-таки сошлись с этим жителем Крайнего Севера и даже разговорились (хотя на самом деле поморы считают всякие такие разговоры пустым делом).
Зовут этого человека, коренного кимжанана, “чернотропа” (так почему-то на Мезени называют жителей Кимжи) Петром Гавриловичем Крупцовым. Возраст его - 46 лет, самый, как говорится, крестьянский рассвет. У него четверо детей, да и вообще в Кимже не принято иметь меньше трех детей. Он гордится своей деревней не в шутку и всякие такие городские иронические “укольчики” воспринимает с болью. Показал мне Гаврилыч место, где находилась кузня знаменитых кимженских мастеровых людей братьев Дерягиных. Они отливали ямщицкие колокольчики, звеневшие по всей Руси-матушке, и никому невдомек было, в какой глуши Дерягины, у которых кличка в деревне была “Мастеровы”, творили такие чудеса. Кимжа - глушь и сейчас: дороги сюда нет, даже электричество не подведено - от дизеля питаются. Так вот, когда Гаврилыч показал на одного мужичка, какой-то синусоидой пробирающегося по улице и сказал, мужичек тот, Сашкой его звать, - последний потомок Дерягиных-Мастеровых, я даже не решился поиронизировать на тему того, что природа на ком-то должна отдыхать. Видно было, что Гаврилычу смотреть на отпрыска великого рода больно.
Деревня известна с начала XVI века, а первыми ее поселенцами стали пытливые и промысловые новгородцы. Они выдумали присказку в точности отражающую характер местности: “Позади - горе, спереди - море, справа и слева - мох да ох, одна надежда - Бог...” Кимжа - деревня странная, пронизанная духом предков. Не в мистическом смысле - в самом что ни на есть материальном. За домами, перед домами, на огородах, за гумнами, овинами, мельницами, - везде стоят древние и не слишком кресты. Часть крестов - обетные, их поморы любят ставить по всяким случаям - от паводков до избавлений от болезней, но большинство крестов обозначает могилы. Так принято было: хоронить своих рядом, а общего погоста не заводить. Избы типично северные, облика титанического (я в одной из них, постройки 1879 года, жил и каждую ночь общался с “хозяином”-домовым), мрачно нависают над тихой рекой, давшей название деревне.
И над всем этим стремится ввысь местная жемчужина: шатровая церковь Богоматери Одигитрии. Построили ее еще 500 лет назад, но два раза в нее попадала молния, и Одигитрия сгорала дотла. Дважды ее отстраивали снова, сохраняя первоначальный вид. И вот, что интересно: сама деревня за 500 лет (тьфу-тьфу-тьфу!) не горела ни разу, ну, разве только сгорали несколько одиночных домов. Гаврилыч убежден в том, что хранит жердян-чернотропов как раз Одигитрия. И Бог. Раньше в деревне было три церкви; здесь селились раскольники, выстраивая свои слободы, причем поселенцы одной слободы, Матрениной, называли себя “старообрядцами”, другой - “староверами”. И не дружили друг с другом. Одигитрия всегда оставалась церковью православной, противостоящей расколу. Может, потому и выжила. Издалека церковь сморится еще ничего, вблизи - ужасно. Много гнилых бревен, а колокольня - та вообще приготовилась завалиться при серьезном порыве ветра. Благо, ежегодно приезжают реставраторы и не дают местной жемчужине упасть.
А переводится Одигитрия с греческого как “Путеводительница”.
Старухи давно забрали из Одигитрии иконы и поместили их в Молельный дом. Там, считают верующие, они надежнее сохраняться, а то шибко много стало шастать по Северам лихих людишек; устраивают они налеты на такие вот деревни и хватают, хватают иконы... На Кимжу не нападают. Знают: здесь много мужиков, которые могут в случае чего и за ружья...
Тому, что Одигитрия их хранит, верят все кимжане. Да и как не верить? За последние 20 лет население деревни не сокращается, количество жителей не опускается ниже 170 человек. Хотя дети получают в городе образование - и уезжают, уезжают... Некоторые деревни в округе вообще остались без жителей, а Кимжа - держится. А вот отделение совхоза, которое здесь существовало, давно ликвидировано. По сути кимжане перешли на жизнь натуральным хозяйством. Областные власти не забыли деревню: дизельную электростанцию перевели на областной бюджет и запас солярки позволяет включать свет два раза в сутки - утром и вечером. Еще в Кимже есть райповский и частный магазины, пекарня (ох, какой вкусный хлеб здесь печется на дровах!), пилорама, начальная школа и клуб. Общее и среднее образование дети получают в административном центре, селе Дорогорское, где их селят в интернате. В общем, не кинула власть “чернотропов”.
А как же, спрашивается, мужики. Чем они здесь живут? Не пропадают! Павел Крупцов - наглядный тому пример. Кстати: многие ли знают своих предков хотя бы до четвертого колена? Кимжане помнят седьмые свои колена и даже восьмые. Это, между прочим, XVIII век. Пращуры Гаврилыча, род Крупцовых, были купцами, морского зверя и всякую прочую добычу в Архангельск возили. Потом, когда пошла коллективизация, самые богатые дома разобрали и сплавили вниз по реке, там строили поселок лесозаготовителей Каменку. Много вниз по реке спустилось и кимжан (а некоторая их самая зажиточная часть, правда, - в Соловецкие лагеря). Колхоз, который здесь создался, назвали романтично: “Полярная звезда”. Работали на земле, имели два карбаса, на которых мужики уходили в море ловить камбал. Но и колхоз попал под кампанию укрупнения, и все пошло к захирению.
- ...А сам я свою жизнь прожил безалаберно. В свое время не поехал в институт поступать, решил в совхозе поработать. Потом армия, подводный флот, после чего меня поставили инструктором в райком комсомола. А мужики наши меня уговорили: “Работать тут надо!” И я занялся “ восстановлением сельского хозяйства”, трактористом стал, потом бригадиром на животноводстве. И мы хорошо работали... хорошо - Боже мой!” Только заливного луга у нас пятьсот гектар. Со сбытом проблем не было, техника была. А при Ельцине я стал фермером, держал трех коров и много другой скотины. Но постепенно бумагами задавили, налогами... плюнул я на все - и ушел на строительство дороги...
Сейчас, кстати, в Кимже вообще никаким производством нельзя заниматься, и вот, по какой причине: если простых людей жалеют, за свет берут по 76 копеек за киловатт, для организаций тот же киловатт обходится в 10 рублей. Хоть пилораму свою строй, хоть коровник - все одно разоришься.
Пошел Гаврилыч рабочим на строительство дороги. Дорога из Архангельска на Мезень, должная пройти через Кимжу, - стройка даже не века, а тысячелетия. До сего дня сюда можно попасть или по воздуху, или морем. Гаврилыч работал на дороге бульдозеристом, но в прошлом году, после смены областного губернатора, финансирование дороги прекратили и всех, кроме одного, сократили. Теперь Гаврилыч устроился в геологоразведку. Геологи в регионе ищут нефть. Пока не нашли, и по слухам, даже если найдут, она обойдется дорого: чтобы пробиться к Мезенской синеклизе, надо бурить очень твердый базальт. Как говорит Гаврилыч, “зачем нефтяникам по нашим болотам-тундрам шастать, если им легче в Ираке по песочку прогуляться - и взять то, что хотят...”
А потому приготовились кимженские мужики спасаться своими хозяйствами. Держат скотины понемногу: по корове, теленку и по лошади. Думают, продержатся.
А пока у Гаврилыча в голове колобродит интересная идея. Кимжа -уникальная по своему облику деревня. Здесь даже снимали кино про Ломоносова, не найдя фактуры XVIII века ближе к центрам цивилизации. Петр Крупцов хочет развивать здесь туризм. Пусть городские жители окунуться в жизнь Крайнего Севера, в мир поморской деревни:
- По большому счету - что за деревня без сельского хозяйства? Но сейчас на этом не проживешь - куда мы будем возить молоко или мясо? Мы, несколько мужиков, сейчас думаем организовать такие туры: с рыбалкой, охотой на медведя (у нас их не меряно). Уже и конкретные задумки на сей счет имеются.
Гаврилыч гордится крепостью кимжан:
- Нашу деревню сколь раз “отменяли”. И неперспективной признавали, и школу закрывали. А мы стояли. Овощи ростили, скота держали, и свиней, и овец, и лошадей... Церковь нас держит, мы держим церковь. Мужики не дадут ничему упасть. И к нам люди как-то прибиваются, возвращаются те, кто когда-то уехал. Крепкий у нас народ, блин. Вот и все. Сам-то не рыбак, случаем?
- Да, не увлекаюсь...
- А то бы на хариуса могли съездить...
© Геннадий Михеев.
Вернуться к изображениям
